Паспорт РФ
Г. Ф. Лавкрафт «Другие боги. Говард лавкрафт - иные боги

Г. Ф. Лавкрафт «Другие боги. Говард лавкрафт - иные боги

Жанр: Произведения на сайте Lib.ru

Го́вард Фи́ллипс Лавкра́фт (англ. Howard Phillips Lovecraft , 20 августа , Провиденс , Род-Айленд , США - 15 марта , там же) - американский писатель и поэт , писавший в жанрах ужасов , мистики , совмещая их в оригинальном стиле. Родоначальник Мифов Ктулху . При жизни Лавкрафта его произведения не пользовались большой популярностью, однако уже после его смерти они оказали заметное влияние на формирование современной нам массовой культуры. Его творчество настолько уникально, что произведения Лавкрафта выделяются в отдельный поджанр - так называемые Лавкрафтовские ужасы .

Биография

Лавкрафт в раннем детстве, 1892.

Лавкрафт в возрасте 9-10 лет.

Лавкрафт был воспитан матерью, двумя тётками и дедушкой (Уиппл Ван Бюрен Филлипс), который приютил семью будущего писателя. Говард был вундеркиндом - читал наизусть стихи ещё в возрасте двух лет, а с шести уже писал свои . Благодаря дедушке, у которого была самая большая библиотека в штате , он познакомился с классической литературой. Помимо классики он увлёкся готической прозой и арабскими сказками Тысячи и одной ночи .

В возрасте 6-8 лет Лавкрафт написал несколько рассказов, большая часть которых к сегодняшнему дню не сохранилась. В возрасте 14 лет Лавкрафт пишет своё первое серьёзное произведение - «Зверь в пещере ».

Ребёнком Лавкрафт часто болел, и в школу пошёл лишь в возрасте восьми лет, но через год его забрали оттуда. Он много читал, изучал между делом химию, написал несколько работ (размножал их на гектографе небольшим тиражом), начиная с 1899 года («Научная газета»). Через четыре года он вернулся в школу.

Уиппл Ван Бурен Филлипс умер в 1904 году , после чего семья сильно обеднела и была вынуждена переехать в меньший дом на той же улице. Говарда опечалил выезд, и он даже подумывал о самоубийстве. Из-за нервного срыва, случившегося с ним в 1908 году , он так и не окончил школу, чего сильно стыдился.

Лавкрафт писал фантастику ещё в детстве («Зверь в пещере » (), «Алхимик» ()), но позже предпочёл ей поэзию и эссе. Вернулся к этому «несерьёзному» жанру он лишь в 1917 году с рассказами «Дагон », затем «Гробница». «Дагон » стал его первым изданным творением, появившись в 1923 году в журнале «Таинственнные рассказы» (Weird Tales ). В то же время Лавкрафт начал свою переписку, ставшую в итоге одной из самых объёмных в XX веке. Среди его корреспондентов были Форрест Аккерман, Роберт Блох и Роберт Говард .

Сара, мать Говарда, после долгой истерии и депрессии попала в ту же лечебницу, где умер её муж, и там же умерла 21 мая 1921 года . Она писала сыну до своих последних дней.

Несмотря на писательские успехи, Лавкрафт всё больше нуждался. Он снова переехал, теперь уже в маленький домик. Сильное впечатление на него произвело самоубийство Роберта Говарда . В 1936 году у писателя обнаружили рак кишечника, следствие недоедания . Говард Филлипс Лавкрафт умер 15 марта 1937 года в Провиденсе (штат Род-Айленд, США).

Творчество

Предшественники

К писателям, чьё творчество оказало влияние на Лавкрафта, в первую очередь нужно отнести Эдгара Аллана По , Эдварда Дансейни , Артура Мейчена , Алджернона Блэквуда , Амброза Бирса , Лафкадио Хирна .

Последователи

Август Дерлет

Пожалуй, главным из последователей Лавкрафта как с точки зрения хронологии, так и с позиций преемственности, является Август Дерлет . Несмотря на то, что впоследствии многие авторы обращались к созданному Лавкрафтом пантеону космических богов, именно Дерлет стал создателем и руководителем издательства «Arkham House», в котором публиковались произведения самого Лавкрафта, Дерлета и всех, кто так или иначе соприкасался в своём творчестве с созданными Лавкрафтом мирами. Дерлет также был довольно успешен как писатель, хотя и не мог сравниться по силе воздействия со своим учителем. Однако он был гением издательского дела - книги издательства «Arkham House» того периода в настоящее время являются библиографическими редкостями. К тому же это был редкий случай, когда издательство создавалось под творчество конкретного человека.

Стивен Кинг

Творчество Лавкрафта, повлиявшее на массовую культуру Запада, оставило неизгладимый след на творчестве бесчисленного числа писателей, работавших и работающих в жанре мистики и ужасов. Одним из творческих наследников Лавкрафта является и знаменитый «Король Ужасов» Стивен Кинг . Наиболее ярким произведением, в котором Стивен Кинг не подражает манере повествования Говарда Лавкрафта, но отдаёт дань таланту последнего, является повесть «Крауч Энд», экранизированная кинокомпанией «TNT» в сборнике киноновелл «Кошмары и фантазии Стивена Кинга». В работах Кинга чётко просматриваются следы влияния творчества Лавкрафта. Так, Роман «Оно » непосредственно отсылает читателя к космическому ужасу, пришедшему из незапамятных времён. Следует однако отметить, что ужас Кинга может быть довольно чётко разграничен на три основные части: космический (Лавкрафт), загробный и научный (Мэри Шелли).

Помимо прочего, действие большинства книг Стивена Кинга происходит в небольших американских городках, что также характерно и для работ Лавкрафта, который считал, что самые страшные вещи творятся в тихих местах.

«Некрономикон» и другие произведения, упоминаемые Лавкрафтом

Обычно Лавкрафт ссылался на древние книги, содержащие секреты, которые не должен знать человек. Большей частью ссылки были вымышленными, но некоторые оккультные работы существовали в действительности. Сочетание выдуманных документов с реальными в одном контексте позволяло первым казаться настоящими. Лавкрафт давал только общие ссылки на такие книги (в основном для нагнетания атмосферы) и редко делал детальное описание. Наиболее известным из этих выдуманных манускриптов является его «Некрономикон », о котором писатель больше всего говорил. Его объяснения по поводу этого текста были так хорошо продуманы, что многие люди и по сей день верят в реальность этой книги, и это позволяет некоторым наживаться на неосведомлённости других.

The Book of Eibon, Livre d’Eibon, or Liber Ivonis

Придумана Кларком Эштоном Смитом . Лавкрафт лишь несколько раз ссылался на эту книгу в своих рассказах: «Сны в ведьмином доме», «Существо на пороге», и «Тень из безвременья». В последние два года жизни Лавкрафт давал ссылки на два «перевода» этой книги: «Livre d’Eibon» («Дневник Алонзо Тайпера») и «Liber Ivonis» («Обитающий во тьме»). В рассказе «Каменный человек» книга Эйбона служит в качестве основной книги семейной линии колдунов Ван Кауранов, тщательно скрываемой и передающейся по наследству.

Cultes des Goules by the Comte d’Erlette

Имя автора этой книги образовалось из имени Августа Дерлета , чьи предки перебрались из Франции и чья фамилия исторически правильно писалась как Д’Эрлетт. Как и во множестве подобных случаев, Лавкрафт ссылался на эту книгу всего несколько раз: в рассказах «Тень из безвременья», «Затаившийся у порога » и «Обитающий во тьме».

De Vermis Mysteriis by Ludvig Prinn

«Мистерии червя» (в некоторых переводах - «Таинственные Черви») и их автор Людвиг Принн были придуманы Робертом Блохом , а латинское название книги «De Vermis Mysteriis» придумал Лавкрафт. Он ссылался на неё в рассказах «Тень из безвременья», «Дневник Алонзо Тайпера», «Единственный наследник» и «Обитающий во тьме».

The Eltdown Shards

Этот труд есть создание воображения Ричарда Ф. Сирайта, одного из корреспондентов Лавкрафта. Лавркафт мельком упомянул его в своих произведениях: «Тень из безвременья» и «Дневник Алонзо Тайпера».

The Necronomicon or Al Azif of Abdul Alhazred

Пожалуй, самая известная из мистификаций Лавкрафта. Он давал ссылки на «Некрономикон», также известный как «Аль Азиф», в 18-ти своих рассказах. Настоящим арабским названием этого манускрипта было «Аль Азиф», что означало - «звук, производимый ночными насекомыми», который, как считали арабы, на самом деле издавали демоны. Абдул Альхазред , мифический автор этой книги, жил в Дамаске , где и был написан «Некрономикон». В 738 году н. э. он был прилюдно поглощён невидимым демоном. «Аль Азиф» был переведён на греческий Теодором Филетом из Константинополя, который и дал рукописи название «Некрономикон». Олаус Вормиус перевёл текст на латынь в 1228 году. В 1232 году, вскоре после перевода Вормиусом, папа Григорий IX запретил как греческую, так и латинскую версию книги. Вормиус отмечает, что оригинальный арабский текст к тому времени был уже утерян. Доктор Джон Ди перевёл его на английский, но только несколько фрагментов этого варианта сохранились до нашего времени. В настоящее время латинский перевод XV-го века находится в Британском Музее, редакции XVII-го века находятся в Национальной Библиотеке в Париже, Библиотеке Гарварда, Университете Буэнос-Ариеса, и Мискатоникском Университете Акхема. Естественно, все эти копии тщательно сохраняются.

Первый раз «Некрономикон» упоминается в рассказе «Пёс» (сентябрь 1922), хотя Абдул Альхазред, автор этого труда, упоминается раньше, в «Безымянном Городе» (январь 1921). Именно здесь известнейшее изречение из «Некрономикона» упоминается впервые:

That is not dead which can eternal lie,
And with strange aeons even death may die.

Пожалуй самая длинная выдержка из «Некрономикона» встречается в рассказе «Ужас в Данвиче»:

…не следует верить тому, что человек суть владыка мира единственный и последний. И его жизненная субстанция не единственная существующая на Земле. Древние были, Древние существуют, Древние будут всегда. Но не в известном нам мире, а между мирами. Изначальные, сильные и здоровые. Они невидимы для глаз наших. Один Йог-Сотот знает вход в этот мир. Йог-Сотот - и ключ, и страж этих врат. Прошлое, нынешнее и будущее едины в Йог-Сототе. Он ведает место, где Древние пробили дорогу себе в прошлые времена, ведает, где Они пройдут в будущее. Ведает их следы на Земле, которые они оставляют, невидимые. По одному только запаху люди узнают их присутствие, но образ их узнается в облике тех, кого они произвели среди смертных детей человеческих, от вида человека до формы без субстанции. Невидимыми Они кружат по Земле, ожидая нужных слов Ритуала. Их голос звучит в ветре, о Их присутствии шепчет трава. Они выкорчёвывают леса, уничтожают города, но никто не видит карающую Руку. В ледяных пустынях познал их Кадаф, а разве человек когда-либо познавал Кадаф? Льды на севере и затопленные острова в океанах скрывают камни, на которых начертаны Печати. Йог-Сотот откроет двери, пред которыми смыкаются сферы. Человек царит там, где когда-то властвовали Они. Но как после лета приходит зима, а зима сменяется весной, так и Они ждут своего Часа!!!

The People of the Monolith by Justin Geoffrey

Как книга, так и её автор были придуманы Робертом Ирвином Говардом , Лавкрафт же лишь один раз ссылается на них в рассказе «Тварь на пороге»:

Время шло, я увлёкся архитектурой и оставил свой замысел проиллюстрировать книгу демонических стихов Эдварда, впрочем, наша дружба оттого не пострадала и не стала слабее. Необычный гений молодого Дерби получил удивительное развитие, и на восемнадцатом году жизни он выпустил сборник макабрической лирики под заглавием «Азатот и прочие ужасы», произведший сенсацию. Он состоял в оживлённой переписке с печально известным поэтом-бодлеристом Джастином Джеффри, тем самым, кто написал «Людей монолита» и в 1926 году умер, крича накрик, в сумасшедшем доме, незадолго до того посетив какую-то зловещую и пользующуюся дурной славой деревушку в Венгрии.

Узнать о Джастине Джеффри можно в рассказе Роберта Говарда «Чёрный Камень» (1931).

The Pnakotic Manuscripts (or Fragments)

Ещё одна мистификация Лавкрафта. Его «Пнакотические манускрипты» или «Фрагменты» (ссылки в 11-ти произведениях) уступают по частоте обращения лишь «Некрономикону». Никаких деталей о происхождении или содержании этих текстов Лавкрафт не указывает. Скорее всего, эти тексты были написаны в дочеловеческий период.

Seven Cryptical Books of Hsan

Лавкрафт лишь упоминал о книгах Хсана в «Иных Богах» и «Сомнамбулическом поиске Кадафа Неведомого» оба раза вместе с «Пнакотическими манускриптами».

Unaussprechlichen Kulten, Black Book, or Nameless Cults by Friedrich von Junzt

Роберт Говард впервые представил «Неименуемые культы» в своём рассказе «Дети ночи» (1931). В следующем году Лавкрафт придумал немецкое название для этих трудов, так как фон Юнтц писал оригинал на немецком. Это название, «Ungenennte Heidenthume», не удовлетворило некоторых из корреспондентов Лавкрафта. Август Дерлет изменил его на «Unaussprechlichen Kulten», которое и утвердилось (хотя в переводе это означало - «Непроизносимые культы», то есть культы, название которых невозможно произнести. «Die Unaussprechlichen Kulten» или «Unaussprechliche Kulten» было бы правильнее).

Хотя Лавкрафт не ссылался на эту книгу чаще чем на другие, он дает её историю издания в рассказе «Вне времён»:

В сущности, любой читатель страшных «Безымянных Культов» фон Юнтца мог бы с первого взгляда установить бесспорную связь между ними и таинственными письменами на плёнке. Но в те времена мало кто знал эту кощунственную работу: первое её издание было уничтожено в Дюссельдорфе в 1839 году, в 1845-м появился перевод Бредуэла, а в 1909-м был опубликован сильно сокращённый вариант.

«Чёрная Книга» фон Юнтца встречается в нескольких рассказах Роберта Говарда: «Дети ночи» (1931), «Чёрный Камень» (1931), «Тварь на крыше» (1932). В последнем рассказе представлена история написания и публикации этой книги.

R’lyeh Text

Данный текст упоминается у Лавкрафта в рассказе «Затаившийся у порога ». Кроме того в том же рассказе даётся вторичная косвенная ссылка на данный текст через другую вымышленную книгу профессора Шрусбери «Исследование мифотворчества у первобытных народов о Последнем дне с Особым упоминанием Текста Р’лайха».

Другие боги
Говард Филлипс Лавкрафт

Говард Филлипс Лавкрафт

Другие боги

На высочайшей из земных вершин живут боги земли, и ни один человек не отважится сказать, что ему довелось видеть их. Когда-то они обитали на других вершинах, пониже, но с тех пор, как род людской начал распространяться с равнин на скалистые снежные склоны, боги стали уходить на все более и более недоступные горы, пока в конце концов не осталось им последней, самой высокой вершины. Покидая прежние горы, они забирали с собой все свои знаки, и лишь однажды, как гласит молва, оставили некий образ, высеченный на поверхности пика Нгранек.

Сейчас боги поселились на неведомом Кадафе, что стоит в холодной пустыне, куда не ступала нога человека, и стали они суровыми и безжалостными, ибо не осталось для них горы выше этой горы, на которой они могли бы скрыться в случае прихода людей. Боги стали суровыми и безжалостными, и если раньше они смирялись, когда смертные вытесняли их с обжитых мест, то теперь пришедшие к ним люди не возвращаются назад. Неведение людей о Кадафе, что стоит в холодной пустыне великое благо для них, ибо в противном случае они непременно предпринимали бы неблагоразумные попытки взобраться на Кадаф.

Временами, когда богов земли охватывает тоска по старым обиталищам, они выбирают одну из тихих безлунных ночей и приходят на вершины, где жили прежде. Там негромко плачут они, предаваясь играм, как в те времена, когда они были единственными обитателями этих незабвенных склонов. Однажды люди видели слезы богов над сияющей белоснежной шапкой Тураи, но приняли их за дождь, в другой раз услышали вздохи богов в заунывном вое ветра, что гулял в предрассветных сумерках на Лерионе. Боги имеют обыкновение путешествовать на облаках, что служат им кораблями, а потому мудрые старики из окрестных деревень не устают рассказывать легенды, предостерегающие людей от подъема на некоторые из высоких вершин облачными ночами ведь боги сейчас не столь снисходительны, как в прежние времена.

В Ультаре, что лежит за рекой Скай, жил когда-то старик, жаждущий увидеть богов земли; он глубоко изучил семь тайных книг земли и был знаком с Пнакотическими Рукописями, повествующими о далеком, скованном морозами Ломаре. Звали его Барзаи Мудрый, и вот что рассказывают жители деревни о том, как он взошел на гору в ночь необычного затмения. Барзаи знал о богах так много, что мог бесконечно рассказывать об их образе жизни и привычках. Он разгадал столько их тайн, что в конце концов его самого стали считать полубогом. Именно он дал мудрый совет гражданам Ультара, когда они приняли свой выдающийся закон, запрещающий убийство кошек, и он же первым поведал молодому священнику Аталю о том, куда уходят эти самые черные кошки в полночь накануне праздника Святого Иоанна. Барзаи знал очень много о богах земли и проникся желанием увидеть их лица. Он верил, что знание великих тайн богов защитит его от их гнева и потому решил взойти на вершину высокой скалистой Хатег-Кла в ночь, когда, как ему было известно, они соберутся там. Хатег-Кла расположена в сердце каменистой пустыни, что начинается за Хатегом, по имени которого гора и названа, и вздымается она подобно каменной статуе в безмолвном храме. Ее пик всегда окутан траурным туманом ведь туманы являются памятью богов, а боги любили Хатег-Кла больше других своих обиталищ. Боги земли часто прилетают туда на своих облачных кораблях и окутывают бледной дымкой склоны, чтобы никто не видел, как они исполняют танец памяти на вершине при ярком свете луны. Обитатели Хатега говорят, что взбираться на Хатег-Кла опасно в любое время, но смертельно опасно взбираться туда в ночь, когда бледная дымка окутывает вершину и скрывает из вида луну; однако Барзаи, пришедший из соседнего Ультара вместе с молодым священником Аталем, своим учеником, не обратил внимания на эти предостережения. Будучи всего-навсего сыном содержателя гостиницы, Аталь порядочно трусил; другое дело Барзаи, чей отец владел землей и жил в старинном замке, у Барзаи не было в крови присущего другим суеверного страха, и он только посмеивался над боязливыми деревенскими жителями.

Несмотря на уговоры крестьян, Барзаи и Аталь отправились из Хатега в каменистую пустыню; сидя у костра на ночных привалах, они без устали говорили о богах земли. Они шли день за днем, а вдали вздымалась к небесам огромная Хатег-Кла, окруженная ореолом траурной дымки. На тринадцатый день они достигли подножия горы, и Аталь осмелился заикнуться о своих опасениях. Но старый и многоопытный Барзаи не ведал страха и потому смело направился вверх по склону, по которому не взбирался ни один человек со времен Сансу, чьи деяния с благоговейным ужасом описаны в замшелых Пнакотических Рукописях

Путь двух странников пролегал среди скал и был опасен из-за часто встречающихся ущелий, крутых утесов и горных обвалов. Постепенно стало очень холодно, пошел снег, и Барзаи с Аталем начали поскальзываться и падать, но все так же ползли и продирались вверх с помощью своих посохов и топоров. Под конец воздух стал разреженным, небеса изменили цвет с голубого на черный, и путникам стало тяжело дышать но они упорно продвигались все дальше и дальше вверх, изумляясь необычности пейзажа и содрогаясь при мысли о том, что увидят они на вершине, когда скроется луна, и гора окутается бледной дымкой. В течение трех дней взбирались они и наконец приблизились к самой крыше мира, после чего расположились под открытым небом, ожидая, когда луна скроется в облаках.

Четыре ночи минуло с того времени, когда они разбили лагерь в ожидании облаков; однако тех все не было, и луна по-прежнему источала холодное сияние сквозь тончайшую траурную дымку, накинутую вокруг безмолвной вершины. На пятую ночь, когда наступило полнолуние, Барзаи заметил далеко на севере несколько плотных облаков и поднял на ноги Аталя. Они принялись внимательно следить за их приближением. Могучие и величественные, облака медленно плыли в их сторону, будто осознавая направление своего движения, приблизившись же, они выстроились цепью вокруг пика высоко над головами наблюдателей, сокрыв луну и вершину от их взоров. В течение долгого часа Барзаи с Аталем смотрели кругом во все глаза, но видели лишь водоворот туманных паров и образовавшийся облачный щит, который постепенно уплотнялся и наполнял их души все большей и большей тревогой. Барзаи был мудр, много чего знал о богах земли; он напряженно вслушивался, стараясь уловить звуки, которые хоть что-нибудь могли сказать ему; Аталь же проникся холодом тумана и зловещим молчанием ночи, и великий страх охватил его. И когда Барзаи двинулся к вершине и энергичным взмахом руки позвал за собой Аталя, прошло немало времени, прежде чем тот пошел следом.

Туман настолько сгустился, что трудно было находить путь, и когда Аталь наконец пошел за Барзаи, он смог лишь смутно различать серый силуэт своего спутника вверху на склоне, неясно вырисовывавшемся в лунном свете, который едва пробивался сквозь облака. Барзаи шагал далеко впереди, и, несмотря на почтенный возраст, восхождение, казалось, стоило ему меньших сил, чем Аталю; он нисколько не боялся туч, которые вырастали перед ним и преодолеть которые было под стать только очень сильному и бесстрашному человеку, и ни на секунду не останавливался перед широкими черными ущельями, перепрыгнуть которые Аталю удавалось с огромным трудом. Так неукротимо взбирались они вверх, зависая над скалами и безднами, скользя и спотыкаясь, и порой их охватывал благоговейный ужас, вызванный необъятностью и устрашающей тишиной холодных ледяных пиков и безмолвных гранитных скал.

Барзаи пропал из поля зрения Аталя совершенно неожиданно, после того, как начал взбираться на чудовищный утес, который внезапно стал у него на пути и который мог перекрыть дорогу любому смертному, не вдохновленному богами земли. Аталь находился далеко внизу и был занят размышлениями о том, что он будет делать, достигнув неприступного утеса, как вдруг с удивлением обнаружил, что заоблачный свет усилился, как если бы выступающая из тумана вершина с залитым лунным светом местом встречи богов вдруг оказалась совсем рядом. Карабкаясь в направлении выступающего утеса и светового пятна, он ощутил потрясение, по силе своей не сравнимое ни с каким другим, испытанным им ранее. Ибо сквозь сильный туман услышал он голос Барзаи, который бешено и восторженно кричал:

Я слышу богов. Я слышу, как боги земли поют во время пиршества на Хатег-Кла! Барзаи-Пророк знает голоса богов земли! Туман рассеивается, луна светит ярко, и я обязательно увижу, как бешено танцуют боги на Хатег-Кла, которую они любили в юности. Мудрость Барзаи сделала его выше богов земли, и все их заклинания и запреты ничто для него; Барзаи увидит богов, заповедных богов, богов земли, которые с презрением отвергают человеческий взор! Аталь не мог слышать голосов, о которых говорил Барзаи, но очень надеялся услышать, ибо в тот момент он был уже близко от выступающего утеса и осматривал его, пытаясь отыскать опору для ног. Затем ушей его вновь достиг голос Барзаи, который стал пронзительней и громче:

Туман почти рассеялся, и луна отбрасывает тени на склон; голоса богов земли выдают их испуг и неистовство, они боятся прихода Барзаи Мудрого, который более велик, чем они... Свет луны колеблется, когда боги земли танцуют под ней; я увижу, как танцуют боги, как они прыгают и завывают в лунном свете... Свет становится тусклым, и боги боятся...

В то время как Барзаи выкрикивал все это, Аталь ощутил странные изменения в окружавшем его пространстве. Было похоже, что законы земли отступили перед более высокими законами ибо хотя путь был как никогда крут и опасен, ведущая к вершине тропа вдруг сделалась пугающе легкой для восхождения, а выступающий вертикально вверх утес вдруг перестал представлять собой какое бы то ни было препятствие. Едва он достиг его, как заскользил, невзирая на опасность, вверх по выпуклой поверхности. Лунный свет странным образом ослабел, и как только Аталь завершил свой крутой подъем сквозь туман, он услыхал, как Барзаи Мудрый надрывно кричит в тени: - Луна темна, и боги танцуют в ночи; и ужас разлит по небу, ибо на луну опустилось затмение, которое не предрекала ни одна из человеческих книг или книг богов земли... Неведомое волшебство нисходит на Хатег-Кла, ибо пронзительные крики испуганных богов обратились в смех, а ледяные склоны бесконечно вздымаются в черные небеса, куда поднимаюсь и я... Эй! Эй! Наконец-то! В тусклом свете вижу я богов земли!

И в этот момент Аталь, только что совершивший головокружительный подъем на невообразимую кручу, услышал во тьме отвратительный смех, перемежающийся воплем, какого никогда не слыхал и никогда не услышит ни один человек (забудем о воплях, что роятся в ослепительном свете бессвязных ночных кошмаров) воплем, в котором дрожь ужаса и мука всей прожитой жизни, которая вот-вот оборвется, слились в одном чудовищном мгновении:

Другие боги! Это другие боги! Это боги внеземного ада, что стерегут слабых богов земли!.. Отведи взор... Поспеши прочь... Не смотри! Не смотри! О, мщение бесконечных бездн... О, эта проклятая, эта дьявольская пропасть... Милосердные боги земли, я падаю в небеса!

И в тот момент, когда Аталь закрыл глаза, заткнул уши и попытался спрыгнуть вниз, силясь преодолеть это ужасное, исходящее из неведомых высот притяжение, раздался на Хатег-Кла тот чудовищный раскат грома, что разбудил добропорядочных крестьян и честных горожан Хатега, Нира и Ультара, и сквозь облака увидели они то самое необычайное затмение луны, которое никогда не предсказывалось ни в одной из книг. И когда луна наконец скрылась, Аталь пришел в себя на снегу, покрывающем склоны Хатег-Кла, гораздо ниже того места, до которого он дошел, и не увидел он там ни богов земли, ни других богов.

А в замшелых Пнакотических Рукописях говорится, что когда мир был молодым и Сансу взошел на Хатег-Кла, он не обнаружил там ничего, кроме безмолвных льдов и скал. Но после того, как жители Ультара, Нира и Хатега преодолели свой страх и взошли по тем проклятым кручам в поисках Барзаи Мудрого, они увидели, что на голом утесе вершины был высечен странный символ гигантских пятьдесят локтей в ширину размеров, как если бы какой-то титанический резец прошелся по скале. И символ этот был подобен тому, который ученые люди встречали в наиболее таинственных и жутких частях Пнакотических Рукописей, оказавшимся слишком древними, чтобы их можно было прочесть. Вот и все, что увидели они.

Барзаи Мудрый так и не был найден, и никто не мог уговорить праведного священника Аталя помолиться за упокой его души. Более того, и по сей день жители Ультара, Нира и Хатега боятся затмений, и темными ночами, когда бледная дымка скрывает вершину горы и луну, они без устали повторяют свои молитвы. А над дымкой, окутавшей Хатег-Кла, боги земли по-прежнему исполняют иногда свой танец памяти ведь они знают, что ничто и никто не может помешать им; они любят приплывать с неведомого Кадафа на облачных кораблях и предаваться своим древним играм, совсем как в те времена, когда земля была молодой, а люди не были одержимы мыслями о восхождений на недоступные им вершины.

® Издательство Иностранка

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

История Чарльза Декстера Варда

Главные Соки и Соли (сиречь Зола) животных таким Способом приготовляемы и сохраняемы быть могут, что Муж Знающий в силах собрать в Доме своем весь Ноев Ковчег, вызвав к жизни из праха Форму любого Животного по Желанию своему; подобным же Способом из основных Солей, содержащихся в человеческом Прахе, Философ может, не прибегая к запретной Некромантии, воссоздать Форму любого Усопшего Предка, где бы его Тело погребено ни было.

Глава первая

Развязка и пролог

Недавно из частной психиатрической клиники доктора Вейта, расположенной в окрестностях Провиденса, штат Род-Айленд, бесследно исчез чрезвычайно странный пациент. Молодой человек – его звали Чарльз Декстер Вард – был с большой неохотой отправлен в лечебницу убитым горем отцом, на глазах у которого умственное расстройство сына развивалось от невинных на первый взгляд странностей до глубочайшей мании, таившей в себе перспективу буйного помешательства либо полного перерождения личности. По признанию врачей, этот случай поставил их в тупик, поскольку в нем наблюдались необычные элементы как физиологического, так и сугубо психического свойства.

Прежде всего, пациент казался старше своих двадцати шести лет. Бесспорно, душевные болезни быстро старят, но здесь дело было не столько в его внешности, сколько в том едва уловимом выражении, какое обычно появляется лишь на лицах глубоких стариков. Во-вторых, жизненные процессы его организма протекали совершенно особенным образом, прежде неизвестным в медицинской практике. В дыхательной и сердечной деятельности больного наблюдалась загадочная аритмия; он почти лишился голоса и мог только шептать; пищеварение было до крайности замедленным, а нервные реакции на простейшие внешние раздражители не имели ничего общего со всеми наблюдавшимися ранее реакциями, будь они нормальными или патологическими. Кожа стала неестественно холодной и сухой; лабораторные исследования срезов тканей показали, что они приобрели необычную грубость и рыхлость. Большая овальная родинка на правом бедре рассосалась, а на груди появилось очень странное черное пятно, которого прежде не существовало. В целом все обследовавшие его врачи сходились во мнении, что процесс обмена веществ у Варда практически затормозился, и не могли найти этому феномену ни прецедента, ни какого-либо объяснения.

С точки зрения психики случай Чарльза Варда также был единственным в своем роде. Его безумие не походило ни на одну душевную болезнь, описанную даже в самых подробных и авторитетных научных источниках, и сопровождалось расцветом умственных способностей, которые могли бы сделать его гениальным ученым или выдающимся общественным деятелем, если бы не приняли столь неестественную и даже уродливую форму. Доктор Виллет, домашний врач Вардов, утверждает, что объем знаний его пациента в областях, выходящих за пределы его мании, неизмеримо возрос с начала болезни. Нужно сказать, что Вард всегда питал склонность к научным занятиям, и особенно к изучению старины, но даже в самых блестящих из его ранних работ не видно той удивительной точности суждений и того умения вникнуть в самую суть предмета, которые он позднее обнаружил в разговорах с психиатрами. При наличии у молодого человека столь выдающихся способностей было нелегко добиться разрешения на его госпитализацию; и только ввиду засвидетельствованных многими людьми странностей поведения, а также незнания им самых элементарных вещей, что казалось невероятным при его интеллекте, Вард был наконец помещен под наблюдение в лечебницу для душевнобольных. До самого момента исчезновения он читал запоем и был блестящим собеседником, насколько это позволял его голос, на каковом основании иные проницательные личности, и в мыслях не державшие возможность его побега, во всеуслышание предсказывали, что пребывание Варда в больничных стенах не затянется.

Только доктора Виллета, который в свое время помог Чарльзу Варду появиться на свет и с тех пор наблюдал за его телесным и духовным развитием, казалось, пугала сама мысль о выписке этого пациента из клиники, ибо доктору довелось пережить ужасные вещи и сделать чудовищные открытия, о которых он не решался поведать своим скептически настроенным коллегам. По правде говоря, сама по себе связь Виллета с этим случаем довольна таинственна. Он был последним, кто видел пациента и общался с ним, причем по выходе из комнаты Варда лицо доктора выражало ужас и в то же время облегчение. Многие вспомнили об этом через три часа, когда стало известно, что больной сбежал. Обстоятельства этого бегства так и остались тайной, которую в клинике доктора Вейта никто не смог разгадать. Правда, окно в комнате было открыто, но оно выходило на отвесную стену высотой в шестьдесят футов. Как бы то ни было, после разговора с доктором Виллетом молодой человек исчез. Сам Виллет не представил каких-либо объяснений, но странным образом казался спокойнее, чем до бегства Варда. Чувствовалось, что он охотно рассказал бы о пациенте намного больше, но опасается, что ему просто не поверят. Доктор еще застал Варда в комнате, но после его ухода санитары долго стучались в дверь, не получая ответа. Когда они наконец проникли в комнату, больного там уже не было. Им удалось найти лишь кучку мелкого голубовато-серого порошка, и они едва не задохнулись, когда холодный апрельский ветер, дувший из распахнутого настежь окна, разнес порошок по комнате. Многие также отмечали жуткий вой, внезапно поднятый окрестными собаками, однако это произошло в то время, когда доктор Виллет еще находился в комнате; позднее же, в предполагаемый момент бегства, собаки вели себя спокойно. О побеге сразу же сообщили отцу Чарльза, но тот, казалось, был не столько удивлен, сколько опечален. Когда доктор Вейт позвонил Варду-старшему, тот уже был в курсе событий, поскольку его успел проинформировать Виллет; оба решительно отрицали, что имеют какое-либо отношение к бегству. Кое-какую дополнительную информацию о Чарльзе удалось получить от близких друзей Виллета и Варда-старшего, но эти сведения выглядели слишком фантастическими для того, чтобы внушать доверие. Единственно неоспоримым остается лишь тот факт, что до сего времени так и не обнаружено никаких следов пропавшего безумца.

Чарльз Вард с детства очень интересовался стариной, испытывая особое влечение к древним кварталам родного города и к реликвиям прошлого, которыми был наполнен старинный дом его родителей на Проспект-стрит, стоявший на самой вершине холма. С годами его преклонение перед всем, связанным с прошлым, лишь усиливалось; так что история, генеалогия, изучение архитектуры, мебели и ремесел колониального периода вытеснили все другие его интересы. Эти склонности нужно всегда иметь в виду, анализируя его душевную болезнь, ибо хотя они и не были ее источником, но сыграли важную роль в ее последующих проявлениях. Все отмеченные психиатрами провалы в памяти касались исключительно современных реалий, компенсируясь обширными, хотя и тщательно скрываемыми пациентом знаниями о самых разных вещах, относящихся к прошлому, – зачастую эти знания выявлялись лишь в ходе специального врачебного опроса. Казалось, пациент мысленно переносился в отдаленные века, обладая неким подобием ясновидения. Однако с развитием болезни Вард, судя по всему, перестал интересоваться антиквариатом. Он утратил былое почтение к старине, теперь относясь к ней как к чему-то известному и даже надоевшему; и все его усилия были направлены на познание обычных реалий современного мира, которые, как в этом убедились врачи, полностью изгладились из его памяти. Он тщательно скрывал свое незнание общеизвестных вещей, но всем наблюдателям было ясно, что выбор им книг для чтения и его беседы с окружающими отмечены лихорадочным стремлением впитать эти факты, как можно больше узнать о собственной, забытой им биографии, особенностях повседневной жизни и культуры ХХ столетия, которые он и без того должен был хорошо знать, ибо родился в 1902 году и получил вполне современное образование. После его бегства психиатры выражали сомнение, что он сможет адаптироваться в окружающем мире, почти ничего об этом мире не зная. Некоторые считали, что он «ушел в подполье» и затаился, временно удовлетворившись самым скромным существованием, пока не сравняется знаниями со своими современниками.

Говард Филлипс Лавкрафт

Другие боги